Биографическая лирика. Вспоминая прошлое. |
Родился я 7 января 1933 г., в Рождество, в Ташкенте, в семье учителей средней школы, приехавших сюда в 1929 году из Оренбурга. Мама преподавала русский язык и литературу, отец до ухода на фронт – всеобщую историю. По возвращении с фронта он отказался от преподавания этого предмета и, имея еще одно высшее образование, стал учить детей физкультуре и спорту. Сейсмологией я стал заниматься еще в студенческие годы (1950-1955 гг.) благодаря Евдокии Михайловне Бутовской, читавшей нам на Горном факультете Среднеазиатского политехнического института (САзПИ) лекции по общей физике и теории поля и одновременно заведовавшей Ташкентской сейсмической станцией, которая принадлежала тогда Геофизическому институту АН СССР (ГЕОФИАН, ныне ИФЗ). Поступать же на геофизику решил после "агитации" моей сверстницы и школьной медалистки Лили Плотниковой, проживавшей в нашем дворе по адресу Пишпекская 17 и ставшей уже тогда студенткой первого курса Горфака, а позже - и известным узбекским сейсмологом. (До этого момента я собирался поступать в Ленинградское военно-морское училище вместе со своим школьным другом - однокашником Шурой Кураковым, который исполнил свою мечту, стал знатным морским офицером и, приезжая в отпуск в Ташкент, долго еще дразнил меня своим кортиком и формой).
Конкурс на престижную для Средней Азии специальность
горного инженера-геофизика тогда был довольно большим - не менее 7-8
человек на место. Достаточно сказать, что в нашей группе геофизиков,
студентом которой я стал, преобладающим большинством были золотые и
серебряные медалисты, поступавшие без экзаменов. Я медалистом не
был. В военные и послевоенные годы большей частью рос на улице, в
среде местной хулиганистой "братвы". В этой связи запомнился эпизод, случившийся со мной при сдаче вступительного экзамена по математике в САзПИ... Быстро разобравшись с вопросами в своем билете, я стал помогать сидящим по обе стороны от меня незнакомым конкурентам - растерявшемуся бывшему фронтовику и совершенно поникшей от горя девушке. Принимавший экзамен член приемной комиссии, заметив наши переговоры и решив, что я у них списываю, подошел, отнял у меня билет и приказал покинуть аудиторию. Я не стал оправдываться, но и не ушел, а сел с грустным видом за последнюю парту. Окончив прием экзаменов и провозившись с полчаса со своими бумагами, этот член комиссии, заметив меня в пустой аудитории, позвал "на расправу" к своему столу. Без всяких билетов стал "гонять" меня по всему школьному курсу алгебры, геометрии и тригонометрии, задавая даже такие вопросы, на которые бы и не каждый преподаватель ответил... В итоге он сплошь заполнил свой вопросный лист заслуженными мною пятерками. Как позже выяснилось, его звали "грозой студентов" по имени Данович. Аркадий Дмитриевич Данович был замдекана нашего факультета и впоследствии прекрасно читал нам лекции по высшей математике, и сам иногда с улыбкой вспоминал, как сурово обошелся со мною на вступительном экзамене. А моя будущая наставница "физичка" Евдокия Михайловна Бутовская нередко чистосердечно признавалась, что и сама стала лучше понимать теорию поля после моих ответов на ее экзаменационные вопросы. По письменному литературному сочинению на вступительном экзамене из всего потока абитуриентов только у меня одного была отличная оценка. В 1953 и 1954 годах, сотрудничая с "физичкой" Евдокией Михайловной Бутовской, я на городских конкурсах студенческих научных работ, за изучение сейсмического эффекта мощных промышленных взрывов и особенностей распространения сейсмических волн в земной коре Средней Азии, был удостоен грамоты Ташкентского горкома комсомола и мое имя было занесено в Книгу почета Центрального Комитета Ленинского КСМ Узбекистана. Имелись и другие республиканские грамоты и награды. Спустя несколько лет, по достижении мною предела комсомольского возраста и по рекомендации райкома комсомола, в 1962 г. в "хрущевскую оттепель" был принят в ряды КПСС, став первым и единственным в моей родне членом партии. Переехав в декабре 1990 г. в Москву, встал на учет в Краснопресненском РК КПСС, но не успел побывать ни на одном партсобрании Института физики Земли, где я сейчас и работаю. После распада в 1991 г. СССР и КПСС сохранил свои убеждения, свой партбилет и свою учетную карточку, хотя и не собираюсь больше куда-либо вступать. Получив в 1955 году специальность горного инженера-геофизика, по заявке ГЕОФИАН стал младшим научным сотрудником Сейсмической станции "Ташкент" этого авторитетного московского Института, который вскоре был переименован в Институт физики Земли им. О.Ю.Шмидта (ИФЗ). Этот период совпал с "раздачей" сейсмических станций ИФЗ в ведение союзных республик. Тогда я был одним из членов Комиссии ИФЗ по передаче станций "Фергана" и "Наманган" в систему АН Узбекистана (станцию "Андижан" ИФЗ долгое время сохранял за собой, а станции "Самарканд" и "Луначарское" с самого начала принадлежали АН Уз ССР). Летом 1956 года совершенно неожиданно познакомился с пришедшей к моей сестре Ниной Бересневой, уроженкой Ташкента, школьной медалистской и студенткой второго курса Московского авиационного института, в которую "влюбился с первого взгляда". После двухлетней почти ежедневной нашей сердечной переписки она вернулась в Ташкент, перевелась в САзПИ, и в свой очередной день рождения 23 июля 1958 года стала Ниной Уломовой и новым молодым сейсмологом. В 1960 году, 12 августа, родился сын - Игорь, ныне - старший научный сотрудник Института физики Земли РАН (см. разделы "Фотоальбом" и "Увлечения"). В 1959 году я был назначен заведующим Ташкентской сейсмической станцией, которая в 1960 году во главе со мной и со всем небольшим штатом так же была переведена в Институт математики им. В.И.Романовского АН Уз ССР и вскоре, после строительства по моей инициативе нового здания станции, преобразована мною в Центральную сейсмическую станцию (ЦСС) "Ташкент", а затем - и в Ташкентскую сейсмологическую обсерваторию (ТСО). Развитию моих сейсмологических знаний способствовали тесные контакты с известными сейсмологами, геологами и геофизиками того времени - Евдокией Михайловной Бутовской, Евгением Федоровичем Саваренским и Надеждой Александровной Введенской (первыми моими наставниками), а также с В.В.Белоусовым, Е.С.Борисевичем, Ю.Д.Буланже, В.И.Бунэ, А.В.Введенской, М.П.Воларовичем, Е.И.Гальпериным, М.В.Гзовским, Г.П.Горшковым, И.Е.Губиным, Б.Н.Ивакиным, Е.В.Карусом, В.И.Кейлис-Бороком, Д.П.Кирносом, Н.В.Кондорской, Е.А.Коридалиным, И.П.Косминской, В.Н.Крестниковым, С.В.Медведевым, И.Л.Нерсесовым, Б.А.Петрушевским, Н.Н.Пузыревым, Т.Г.Раутиан, Ю.В.Ризниченко, Д.Н.Рустановичем, М.А.Садовским, С.Л.Соловьевым, В.П.Солоненко, С.А.Федотовым, В.М.Фремдом, В.И.Халтуриным, Д.А.Хариным, Н.В.Шебалиным и другими известными учеными. Многие из них не раз бывали на Ташкентской сейсмостанции и у нас в гостях, в нашем ведомственном одноэтажном жилом доме, располагавшемся здесь же в парковой зоне станции. С нашей работой в разное время знакомились многие отечественные и зарубежные деятели науки, в том числе президенты АН СССР М.В.Келдыш, А.П.Александров и Г.И.Марчук, президент Национальной академии США, всемирно известный сейсмолог Франк Пресс, ректор Массачусетского технологического института, а в последствии и советник по науке президента США Дж. Картера. (Кстати, советником президента он был избран в 1977 г., когда мы с И.Л.Нерсесовым находились в Вашингтоне и смогли лично его поздравить с новой высокой должностью). На станции трудились и моя жена, Нина Владимировна Уломова (Береснева, 1936 г. рождения), руководившая группой обработки ЦСС "Ташкент", а затем в течение десяти лет (1979-1990 гг.) - фактически и самой станцией, способствовавшая подготовке местных специалистов и внесшая весомый вклад в изучение природы разрушительного Ташкентского землетрясения 1966 года. Позже здесь, повзрослев, работал и наш сын Игорь (1960 г. рождения), опекавший работу аппаратуры станции, а с 1986 г. оставшийся в Москве после окончания в Институте физики Земли аспирантуры. Сегодня он - старший научный сотрудник ИФЗ и один из ведущих разработчиков современной цифровой сейсмометрической аппаратуры, неоднократно получавшей медали и дипломы отечественных и международных выставок. Знаменательно, что в годы Великой Отечественной войны в Ташкент был эвакуирован прародитель ГЕОФИАН и ИФЗ - Сейсмологический институт АН СССР (СИАН), созданный в 1928 г. П.М.Никифоровым - одним из учеников основоположника отечественной сейсмологии и сейсмометрии академика князя Б.Б.Голицына. Тогда в нашем доме и в помещениях Ташкентской музыкальной консерватории работали и проживали (а в саду станции разводили огороды) директор СИАН член-корр. АН СССР П.М.Никифоров, знаменитые создатели сейсмометрической аппаратуры Д.П.Кирнос, Е.С.Борисевич и Д.А.Харин, не менее известный советский сейсмолог Е.Ф.Саваренский, в последствии заведующий Центральной сейсмической станцией "Москва", носящей теперь его имя. В помещениях консерватории было организовано изготовление фотобумаги, необходимой для работы Ташкентской и других сейсмических станций. В этот период Ташкентской сейсмостанцией поначалу заведовал Е.Ф.Саваренский, а затем его сменила Милица Николаевна Колосенко, передавшая в 1946 г. руководство станцией Е.М.Бутовской, от которой в 1959 году станция перешла в мое ведение. В конце прошлого века заведующими Ташкентской станцией, созданной в 1901 году, были известные военные геодезисты и астрономы - руководители Ташкентской астрономической и физической обсерватории, основанной на этой же территории в 1873 году: Я.П.Гультяев, в то время начальник всей Туркестанской метеорологической службы, Д.Д.Гедеонов, С.С.Козловский и И.И.Померанцев, впоследствии член Постоянной центральной сейсмологической комиссии - ПЦСК, учрежденной по инициативе И.В.Мушкетова в 1900 г. при Российской Императорской академии наук. С 1911 по 1939 г. Ташкентской сейсмической станцией заведовал первый штатский сейсмолог - Гавриил Васильевич Попов. Он жил в тех же комнатах одноэтажного дома, где позже жили и мы, а до этого - и все наши предшественники. Этот дом был построен (сразу же после присоединения в 1865 г. Туркестана к России) из крупного и чрезвычайно плотного сырцового кирпича, с крепко сшитыми из тополевых бревен перекрытиями. (Во время 8-балльного Ташкентского землетрясения 1966 г. в нашей гостиной отвалилась лишь потолочная гипсовая лепка, несмотря на то, что дом оказался практически в самом эпицентре этого землетрясения). Несколько благоустроив дом на современный лад, мы прожили в нем ровно 30 лет, с 1960 г. вплоть до нашего переезда в Москву в декабре 1990 г. В 1963 г. группа сейсмологов и геофизиков Института математики во главе с Е.М.Бутовской, ранее перешедшей из ИФЗ в этот институт, была переведена, по рекомендации его директора С.Х.Сираждинова, в Институт геологии и геофизики им. Х.М.Абдуллаева (ИГГ) АН УзССР (до этого момента он назывался Институтом геологии). Я же был назначен заместителем директора по геофизическим наукам этого института, где инициировал исследования глубинного строения земной коры Средней Азии и увлек этой тематикой самого директора института - Ибрагима Хамрабаевича Хамрабаева, геолога по специальности. В тот же период были начаты работы по сейсмическому районированию Узбекистана и микрорайонированию территории города Ташкента (1963-1965 гг.) и написана первая моя монография "Глубинное строение земной коры юго-востока Средней Азии по данным сейсмологии". Отношения с директором этого Института у меня сразу же не сложились, и в течение этих трех лет я дважды подавал заявление об уходе с должности зама, однако не был отпущен. В 1964 г. по моей инициативе в Ташкенте организуется Центр сейсмических наблюдений Средней Азии и Казахстана, работой которого я руководил в течение 15 лет. В 1964 г. был одним из организаторов Единой системы сейсмических наблюдений в СССР (ЕССН, ныне Геофизическая служба РАН). Это произошло в Ташкенте во время Выездной сессии Отделения наук о Земле АН СССР, которую возглавляли тогда академики А.П.Виноградов и М.А.Садовский. В ней приняли участие Е.Ф.Саваренский, Ю.В.Ризниченко и Н.В.Кондорская, возглавившая в следующем году ЕССН СССР. В 1966 г., после разрушительного Ташкентского землетрясения, случившегося 26 апреля 1966 г. с очагом под самым центром города, я был инициатором создания в системе АН Узбекистана Института сейсмологии, который был мною "пробит" в Москве с немалым трудом, поскольку в то время открыть новый институт (тем более в республиках) было не так-то просто. Конечно, немалую роль в положительном решении этого вопроса сыграли официальная поддержка правительства республики и моя личная встреча с Л.И.Брежневым и А.Н.Косыгиным, которым я в день их оперативного прилета в Ташкент поведал о природе и причинах Ташкентского землетрясения и его повторных толчков (афтершоков). Еще до землетрясения и до организации Института сейсмологии на территории сейсмостанции было построено трехэтажное здание Ташкентской сейсмологической обсерватории (ТСО), в котором и разместился наш Институт сейсмологии (что в ГКНТ являлось еще одним немаловажным моим аргументом в пользу открытия нового института). Правда, позже это здание, к сожалению, было "оккупировано" гидрогеологами, геохимиками и географами... И как ни парадоксально, созданию Института сейсмологии препятствовали не столько московские власти, сколько сами ученые. Зачинщиком оппозиции оказался директор ИГГ И.Х.Хамрабаев, не пожелавший расставаться с сейсмологами и геофизиками, переданными ему в 1963 г. из Института математики. Об этой оппозиции стало известно лишь после моего доклада на Президиуме АН СССР, когда против создания Института сейсмологии друг за другом стали выступать не только этот член узбекской делегации, но и директор ИФЗ М.А.Садовский, и Председатель Межведомственного совета по сейсмологии и сейсмостойкому строительству (МСССС) Е.Ф.Саваренский, не посмевший перечить М.А.Садовскому, и Председатель Геофизического комитета В.В.Белоусов, сотрудничавший в то время с И.Х.Хамрабаевым по Памиро-Гималайскому проекту, и другие их соратники. Михаил Александрович Садовский, который всегда и во всем меня поддерживал, аргументировал своё заявление тем, что якобы на организацию такого института у меня уйдет много времени и сил, которые необходимы для исследований природы Ташкентского землетрясения. Проводивший это заседание Президент АН СССР М.В.Келдыш вынужден был принять отрицательное решение, хотя до этого (судя по моей предыдущей встрече с ним) имел иное мнение. И только благодаря поддержке Отдела строительства ЦК КПСС, куда я немедленно обратился по рекомендации тогдашнего заместителя Председателя Совета министров СССР и Председателя Госстроя СССР Игнатия Трофимовича Новикова, прилетавшего 26 апреля 1966 г. в Ташкент вместе с Брежневым и Косыгиным, буквально через пару дней (по звонку из ЦК) вновь было созвано заседание Президиума, на котором после коротких дискуссий было принято положительное решение. Тогда рядом со мной сидел представитель ЦК, предложивший мне не волноваться, поскольку "всё уже предначертано". В Госкомитете СССР по науке и технике (ГКНТ) дело обстояло проще и я в течение нескольких дней получил все необходимые документы, включая разрешение на высокую категорию оплаты труда сотрудникам нового Института. Тогда же мне было дано право самому подобрать и кандидатуру на должность директора нового института. После некоторых несогласий в ЦК КП Узбекистана, настоял на кандидатуре Гани Арифхановича Мавлянова, академика республиканской академии наук, широко известного инженерного геолога и гидрогеолога, а самое главное - порядочного человека и давнего противника И.Х.Хамрабаева. Я был уверен, что он уж не даст в обиду наш Институт. Я же переводом из Института геологии и геофизики был утвержден заместителем директора по науке Института сейсмологии АН Уз ССР. Благодаря поддержке республиканского руководства, и лично Первого секретаря ЦК КП Узбекистана Шарафа Рашидовича Рашидова, который после Ташкентского землетрясения с большим теплом относился ко мне, нам удалось быстро и крепко встать на ноги, осуществить серьезное техническое переоснащение и построить несколько корпусов Института сейсмологии. Я был хорошо знаком и с нынешним, первым Президентом Республики Узбекистан - Исламом Каримовым, окончившим на пять лет позже меня САзПИ и работавшим тогда в отделе науки республиканского Госплана, где я нередко у него бывал. В 1968 г. на территории ЦСС "Ташкент" было завершено начатое еще до 1966 г. (когда я еще работал в ИГГ АН Узбекистана) строительство трехэтажного здания Ташкентской сейсмологической обсерватории (ТСО), выполненного по индивидуальному проекту, оснащенного кондиционерами и украшенного придуманными мною эмблемой на фасаде и восковыми росписями на стенах вестибюля. Как уже было отмечено, в нем и разместился, на первых порах, наш Институт сейсмологии. Против передачи этого здания новому институту вновь восстал И.Х.Хамрабаев. Однако вся проектно-строительная документация находилась в моем распоряжении, и поэтому никаких особых проблем не возникло. Со временем у Института сейсмологии помещений стало предостаточно. В центре города, наиболее пострадавшем в 1966 г. от землетрясения, были построены сначала трехэтажный, а затем и (за счет городского бюджета) семиэтажный корпуса основного здания нашего Института, так же оборудованные кондиционерами, большим кинозалом (на что тогда требовалось особое разрешение), библиотекой и просторным архивом для хранения фотобумажных сейсмограмм (нужно с грустью заметить, что позже с этими бесценными сейсмограммами стали обращаться беспощадно, перетаскивая их из одного помещения в другое). При поддержке Министерства геологии Узбекистана и за счет средств этого министерства на территории Института была пробурена специальная трехкилометровая скважина, достигшая верхней части сейсмического очага. В нее были опущены высокочувствительные сейсмометры и другая аппаратура, следившая за сейсмическим режимом, а также за уровнем, химическим и газовым составом подземных вод в эпицентре землетрясения. Благодаря этому уникальному сооружению я в течение ряда лет являлся членом Международного координационного комитета по глубокому бурению Международной программы "Литосфера", будучи выдвинутым на столь высокий пост известным немецким ученым Хельмутом Видалом - председателем этого Комитета. В горных отрогах Чаткальских хребтов, возле высотной плотины Чарвакского гидроузла, с целью систематических наблюдений над индуцированной сейсмичностью, за счет гидростанции, при активном участии сотрудницы нашего Института Л.М.Плотниковой было построено двухэтажное здание Чарвакской сейсмологической обсерватории, которой она и стала заведовать. В Западном Узбекистане, в ожидании сейсмической активизации на Туранской плите, по моей инициативе, были открыты первые в этом обширном и не изученном в сейсмическом отношении регионе республики сейсмические станции "Тамды-Булак", "Кулкудук", "Нурата" и "Джизак". Они были введены в действие в 1967-1969 гг., т.е. почти за 10 лет до ставших широко известными Газлийских землетрясений 1976 г., случившихся на Туранской плите, в Центральном Кызылкуме. Работая в Институте сейсмологии, я положил начало научному направлению по сейсмогеодинамике (мною введенный термин), сейсмометрии и прогнозу землетрясений. В 1967-1968 гг. в ТСО была создана первая в Советском Союзе радиотелеметрическая система сейсмологических наблюдений - БАРС ("Большая Автоматизированная Региональная Сейсмометрия"), которую высоко оценили и часто цитировали М.А.Садовский и Е.Ф.Саваренский. Результаты исследований природы и причин разрушительных последствий Ташкентского землетрясения стали заметной вехой в разработке проблемы сейсмического прогноза. В 1966 г. мною было впервые заявлено в научной печати о трещинообразовании в земной коре как составной части процесса подготовки сейсмического очага, что спустя десять лет было подтверждено сильнейшими Газлийскими землетрясениями, возникшими в 1976 г. в Западном Узбекистане, на территории практически асейсмичной Туранской плиты. О подготовке этих "экзотических" для платформы землетрясений мною был опубликован ряд статей, а в 1972-1974 гг. отражено и в монографиях, в которых эти сейсмические события предсказывались именно в том районе, где затем и произошли. В 1967 г. в научной статье в Докладах АН СССР мною совместно с Б.З.Мавашевым, тогда инженером ташкентского Института курортологии, был оглашен радоновый метод поиска предвестников землетрясений и предложена четырехстадийная модель подготовки и развития сейсмического очага. Значительно позже аналогичные представления (с соответствующей ссылкой на эту публикацию 1967 г.) были развиты американскими геофизиками при разработке ими дилатантно-диффузионной (ДД) модели очага тектонического землетрясения, так же построенной на представлениях о трещинообразовании. Я стал одним из основных авторов научного открытия (?123) неизвестного ранее явления природы - аномальных изменений газового и химического состава подземных вод, сопровождавших землетрясения. Радоновый метод получил широкое распространение во многих странах мира, а по ссылкам на эту нашу первую публикацию мы долгие годы занимали по рейтингу одно из первых мест в области прогноза землетрясений. В 1973 г. мною был разработан метод сейсмических аномалий (МСА), позволивший по сейсмологическим наблюдениям построить первые карты рельефа основных границ раздела в земной коре Средней Азии и, путем ее редуцирования ("распрямления"), воссоздать векторные поля новейших и современных горизонтальных геодинамических движений, играющих важную роль в сейсмогенезе и оценке сейсмической опасности. Тогда же впервые было указано и на наличие вращательной составляющей этих движений, не признававшейся в то время именитыми геологами, и лишь недавно, т.е. спустя 30 лет, подтвержденной с помощью глобальной спутниковой геодезии (GPS). В 1974 г. я был одним из основных организаторов проведенного в Ташкенте под эгидой Международной Ассоциации Сейсмологии и Физики Недр Земли (МАСФНЗ / IASPEI) и Международного Геодезического и Геофизического Союза (МГГС / IUGG) первого Международного симпозиума по прогнозу землетрясений, привлекшего большое число участников из 14 стран мира: США, Японии, Италии, Югославии, ГДР, Польши, ФРГ, Румынии, Ирана и др. Среди них были всемирно известные ученые - R.Adams, K.Bullen, J.Evernden, E.Flinn, T.Hagiwara, K.Kislinger, K.Mogi, A.Moinfar, P.Molnar, A.Nur, F.Press, L.Sykes, S.Suyehiro и многие другие мировые знаменитости. Симпозиум был посвящен "установлению степени надежности уже выявленных признаков, поиску других предвестников землетрясений и познанию процессов в сейсмическом очаге". Симпозиум состоял из 8 заседаний. Одно заседание было посвящено открытию Симпозиума и одно - сообщениям о национальных программах СССР, США и Японии и о других программах по поискам предвестников землетрясений. Была представлена программа двусторонних советско-американских работ по прогнозированию землетрясений. Шесть научных заседаний были посвящены обсуждению 50 научных докладов и сообщений, в том числе ташкентских сейсмологов. В докладах освещались новые данные: о трещинообразовании и "дилатансии" в породах земной коры, как явлениях, связанных с возникновением неглубоких очагов землетрясений, об изменении частоты слабых землетрясений перед крупными сейсмическими подвижками, о выявлении относительно быстрых деформаций земной коры в области очага будущего сильного землетрясения и о других прогностических признаках. Вот некоторые выписки из документов этого симпозиума. "Международная комиссия по предсказанию землетрясений отметила, что последние годы были примечательны развитием нового направления исследований в сейсмологии, содержащего изучение вариаций во времени физических свойств вещества Земли и химического состава газов и воды в связи с возникновением землетрясений в определенных геотектонических условиях. Было отмечено, что последнее научное направление впервые получило развитие в Институте сейсмологии АН УзССР. Членами комиссии, принявшими участие в заседаниях симпозиума, были: профессор Е.Ф.Саваренский (СССР), председатель комиссии, профессор Т. Хагивара (Япония), заместитель директора Института физики Земли АН СССР И.Л.Нерсесов (СССР), доктор физико-математических наук С.А.Федотов (СССР), доктор Дж. Эвернден (США), представляющий члена комиссии доктора Дж. Итона, профессор К. Кислингер (США), представляющий члена комиссии доктора Т.Рикитаки. Комиссия просила доктора С.Суехиро быть секретарем во время заседаний комиссии. Комиссия пригласила принять участие в её заседаниях в Ташкенте: профессора X.Штиллера из ГДР, профессора X.Беркхемера, вице-президента МАСФНЗ, и ташкентских сейсмологов - академика АН УзССР Г.А.Мавлянова и доктора физико-математических наук В.И.Уломова. Комиссия высоко оценила работы узбекских сейсмологов и приняла решение, что все материалы Симпозиума будут опубликованы в специальном научном сборнике". Этот сборник был назван "Ташкентское землетрясение 26 апреля 1966 года" и опубликован нами в 1971 г. в крупном формате, объемом в 672 страницы и большим тиражом - 2500 экземпляров. В 1978-1988 гг. я возглавлял сейсмологические исследования в Народной республике Мозамбик и в 1983 г., работая там в течение месяца, на основе собранных моими узбекскими подопечными материалов, составил карту сейсмического районирования территории этой страны. Неоднократно участвовал в целом ряде крупных международных научных проектов и программ. С приходом горбачевской "перестройки и гласности" и со сменой руководства республики, которое в связи с пресловутым "узбекским делом", практически в полном составе оказалось в тюрьмах, изменились отношения и к нашему Институту. Проработав около 20 лет заместителем директора Института сейсмологии, я был вынужден официально заявить 21 августа 1985 г. об уходе с этой должности (Протокол ? 12 Бюро Отделения наук о Земле АН Уз ССР от 21.08.1985 г.). Причиной этому явилось сфальсифицированное заключение новоиспеченной комиссии по проверке нашего Института, которую с приходом новых властей возглавил всё тот же директор ИГГ - академик И.Х.Хамрабаев, привлекший в нее своих "подручных" и "выявивший", в том числе и мои, "недостатки в научной, научно-организационной и административной деятельности Института сейсмологии". Среди прочих "недостатков" явилась и моя якобы "семейственность", хотя на всех сейсмостанциях мира (в силу специфики их круглосуточной работы), как правило, работает и проживает как минимум одна семья. Спустя неделю, моя отставка была утверждена Постановлением Президиума АН УзССР (? 36/131 от 29.08.1985 г.). Не без участия И.Х.Хамрабаева был смещен с поста директора и академик Г.А.Мавлянов, чьё имя теперь носит Институт сейсмологии. Принадлежа к разным кланам, они постоянно испытывали нескрываемую неприязнь друг к другу. Следующим директором нашего Института был назначен сотрудник И.Х.Хамрабаева, геолог О.М.Борисов, избранный одновременно со мной в 1984 г. членом-корреспондентом АН УзССР. (Назначение на эту "престижную" должность русского ученого было тогда "политически осмысленным решением" в связи с моим устранением из администрации). Олег Матвеевич Борисов, добрый по натуре и физически крепко сложенный человек, не выдержав перегрузок, вскоре внезапно скончался от сердечного приступа. Недолго задержался на моей бывшей должности заместителя директора по науке и другой сторонний ставленник - Б.М.Мардонов, специалист по теоретической механике. Стремясь еще до моего переезда в Москву в 1990 году оставить после себя и Г.А.Мавлянова (ушедшего из жизни практически сразу же после его отставки) во главе моего родного Института сейсмологии достойных людей, не сторонних, а его сотрудников, я приложил немалые усилия, чтобы его директором был избран не геохимик или гидрогеолог, к чему тогда уже всё клонилось, а геофизик - доктор физико-математических наук Кахарбай Абдуллабеков (ныне академик АН Республики Узбекистан). В свое время он окончил аспирантуру в ИФЗ (у Г.Н.Петровой) вместе со своим другом Сабитом Максудовым, ставшим недавно директором того самого Института геологии и геофизики, директором которого был И.Х.Хамрабаев, и где я проработал три года в должности заместителя директора по науке (1963-1966 гг.). Этих молодых людей, будучи замдиректора Института сейсмологии, я опекал во время их учебы в Москве. Заместителем К.Н.Абдуллабекова на том же Ученом совете был избран Музафар Бакиев, другой мой подопечный, так же окончивший в своё время аспирантуру и докторантуру в Институте физики Земли (у М.П.Воларовича). Я до сих пор храню добрую память о них и обо всех других сотрудниках нашего Института, с которыми мне довелось работать в Ташкенте. С некоторыми из них и по сей день поддерживаю научные контакты через Интернет и электронную почту. Всячески помогаю и руководству Института сейсмологии - Кахарбаю Абдуллабекову и его помощникам, а также директору Института геологии и геофизики - Сабиту Максудову, где после моего отъезда в Москву стала работать и сейсмолог Л.М.Плотникова со своей лабораторией. Наш Институт сейсмологии был первым институтом в стране с таким названием и с весьма приоритетными научными задачами. Его создание и результаты выполняемых исследований открыли возможности для организации таких же институтов в других союзных республиках - Казахстане, Киргизии и Туркменистане. В Таджикистане уже действовавший институт сейсмостойкого строительства активно приступил к сейсмологическим исследованиям по прогнозу землетрясений. Работая в Узбекистане, я не прерывал творческих связей и с Институтом физики Земли АН СССР - первым местом работы в своей жизни. В 1964 г. защитил здесь кандидатскую диссертацию на тему "Изучение глубинного строения земной коры юго-востока Средней Азии по данным сейсмологии", а в 1974 г. - докторскую диссертацию "Исследования глубинного строения и динамики земной коры Средней Азии в связи с проблемой прогноза землетрясений". По каждой из этих проблем мною опубликованы одноименные монографии. (На этом сайте можно ознакомиться с протоколом защиты мною докторской диссертации, см. "Стенограмма", и с полным списком моих публикаций, см. "Публикации"). В общей сложности в системе узбекской Академии наук я проработал 35 лет. За научную и научно-организационную деятельность неоднократно удостаивался правительственных наград. В 1981 г. мне была присуждена Государственная премия Узбекистана в области науки и техники имени Абу Райхана Беруни, в 1982 г. присвоено звание профессора геофизики, а в 1984 г. я был избран членом-корреспондентом Академии наук Узбекистана и членом Отделения наук о Земле Президиума АН Уз ССР (им же остался и после ухода с должности замдиректора).
Еще за два года до распада СССР, в 1989 г., после сейсмической катастрофы в Армении, случившейся 7 декабря 1988 г., по предложению Владимира Николаевича Страхова, сменившего тогда на посту директора Института физики Земли академика М.А.Садовского, Ученым советом ИФЗ я был утвержден руководителем исследований по общему сейсмическому районированию территории СССР. Других желающих взять на себя столь высокую ответственность в ИФЗ не нашлось. Насколько непростая обстановка царила в то время в среде известных отечественных сейсмологов можно судить по опубликованному в журнале "Природа" высказыванию директора ИФЗ В.Н.Страхова о возникших проблемах тех лет: "Первая из них - психологический климат среди ученых, занимающихся вопросами оценки сейсмической опасности и прогноза землетрясений. Естественно ожидать, что сам гуманный характер стоящих перед ними задач должен был бы сплачивать их. На самом деле ничего подобного нет: специалисты разбились на ряд соперничающих группировок, занятых бесконечной неконструктивной критикой и взаимными обвинениями, и если в публичных выступлениях политес еще как-то соблюдается, то в кулуарах страсти переходят все мыслимые границы..." ("Природа", ?12, 1989 г., стр. 9). К слову сказать, мне предстояло окунуться в эту бурлящую среду, "усмирить" ее и направить в правильное русло... В конце декабря 1990 г., по официальному приглашению Президиума АН СССР и при поддержке ряда научных организаций, в том числе и Министерства обороны страны, с которыми до этого активно сотрудничал (иначе тогда было практически невозможно получить постоянную прописку в Москве), я с женой и сыном переехал в Москву и вновь стал сотрудником ИФЗ - самого первого места работы в моей жизни. Здесь в 1991 г. сформировал "Лабораторию континентальной сейсмичности" и возглавил исследования по изучению сейсмичности и сейсмическому районированию Северной Евразии (так пришлось переименовать объект исследований после исчезновения СССР), охватившей территорию России, всех стран СНГ и сопредельных сейсмоактивных регионов. Созданный, спустя семь лет, комплект новых карт общего сейсмического районирования территории Российской Федерации (ОСР-97), был утвержден Вице-президентом Российской академией наук академиком Н.П. Лаверовым и в 2000 г. введен Госстроем России в Строительные нормы и правила (СНиП) "Строительство в сейсмических районах". Москва встретила нас неприветливо, хотя и поселились мы в прекрасном районе, в академическом кооперативном доме (правда, на первом этаже) по улице Дмитрия Ульянова, на углу с Ленинским проспектом, неподалеку от Воробьевых гор, Москвы-реки и Нескучного сада. Наша двухкомнатная квартира оказалась примечательна еще и тем, что в ней прежде проживал известный литературовед Юлий Оксман, у которого в гостях бывали поэтесса Анна Ахматова, прозаик и литературовед Ираклий Андроников и многие другие знаменитости. Спустя несколько месяцев после переезда, мы увидели из своих окон танки и бронетранспортеры, проносившиеся по Ленинскому проспекту к "Белому дому"... Опустели магазины, пропали абсолютно все наши денежные накопления, хранившиеся в государственном Сбербанке. Жена, которая всю жизнь мечтала переехать в Москву, почти два года тосковала по Ташкенту (говорила, что готова пешком идти домой). Инфляционный обвал августа 1998 года окончательно "доканал" наши житейские планы... По этим и другим причинам мы остались жить на первом этаже, не сумев перебраться повыше, подальше от шумных и загазованных улиц. После развала страны и образования "суверенных государств" я продолжал поддерживать связь с учеными бывших союзных республик и прежде всего - с сейсмологами Узбекистана. Однако с момента переезда в Москву в 1990 году я ни разу не бывал в Ташкенте и теперь наверняка уже никогда и не буду... Сердце не выдержит, если увижу своими глазами то, что случилось после распада нашей великой страны с узбекской наукой и с дорогими мне объектами (лабораториями, зданиями, нашим домом, садом...), которым я отдал практически всю свою жизнь. Всему виной - пресловутая "горбачевская перестройка" и быстро "перестроившиеся" лжекоммунисты... В связи с этим хочу сделать еще одно небольшое пояснение, изложенное в газете "Известия" от 10 марта 1989 г., с которым я целиком и полностью согласен: "Смерть Ленина нанесла еще один непредвиденный удар по ленинской партии. В марте 1922 г. вождь настоятельно советовал Сталину, Зиновьеву и Молотову не раздувать партию, сохранить ее подлинно пролетарский состав из промышленных рабочих на уровне 300-400 тысяч человек. Но преемники решили иначе: три "ленинских призыва" (1924, 1925, 1930) и один "октябрьский" (1927), когда в партию принимали едва ли не целыми заводами и фабриками, к 1930 г. увеличили ленинский норматив в четыре раза - до 1.674.910. Один из свидетелей этого безудержного роста писал, что в партию ринулись "людишки, пришедшие к новому делу от бильярда, а не от станка". Ленинская гвардия утонула в океане политнеграмотных. Уже к 1930 г. она составляла менее одного процента членов партии"... Это было написано за два года до развала великого коммунистического Советского Союза. И на этот раз, как всегда, вместе со всем народом пострадали рядовые и честные коммунисты. Такое было и в годы Великой Отечественной войны, когда первыми гибли коммунисты, и в будничной жизни, где большинство высоких постов занимали пройдохи с партбилетами, порочащие партию в глазах обывателей... Они-то и их наследники вылезли теперь наружу, безудержно обогащаясь всенародной собственностью, забыв о своих бывших "убеждениях" и лживых заверениях в "верности делу партии и народу". Совсем иное произошло в мудром Китае, где коммунисты не только не утеряли свою власть, но и укрепили могущество страны, ее экономику и действительную заботу о людях. Знаю я это не понаслышке, а неоднократно побывав в этой чудесной стране, сотрудничая с неутомимыми китайскими коллегами. В 1991-1998 гг. я был руководителем с российской стороны Российско-Китайским проектом по сейсмическому районированию и прогнозу землетрясений, а в 1993 г. в течение двух месяцев выступал с чтением лекций по этой проблеме в институтах Государственного Сейсмологического Бюро (ГСБ) КНР, расположенных в разных частях страны. Эти лекции были опубликованы на китайском языке в виде монографии и пособия для молодых сейсмологов (см. раздел "Фотоальбом"). В 1992-1999 гг. являлся научным координатором одного из девяти мировых региональных центров Международной программы по оценке глобальной сейсмической опасности (GSHAP - Global Seismic Hazard Assessment Program), к работе которого привлек сейсмологов из бывших союзных республик и стран "дальнего зарубежья". Комплект карт ОСР-97, методология их составления и новые результаты получили широкое признание и были использованы при создании крупного фрагмента первой Мировой карты GSHAP, опубликованной под эгидой ООН в США в 1999 году. В 1995 г. стал членом Нью-йоркской Академии наук. От членства же в "самоорганизовавшейся" в постсоветское время Российской академии естественных наук (РАЕН) я отказался, хотя и мог "автоматически" стать ее членом, имея диплом на "Открытие неизвестного ранее явления природы" (что при организации РАЕН являлось одним из определяющих факторов для ее членов) и будучи хорошо знакомым с ее Президентом О.Л.Кузнецовым и Главным ученым секретарем В.Г.Тыминским, с которыми у меня были совместные научные публикации, а с В.Г.Тыминским - и соавторство в Открытии (см. раздел "Публикации"). В России "развелось" много и других академий. Сейчас, как говорят, куда ни плюнь, обязательно в академика попадешь. Быть членом таких академий стало просто неприличным для настоящего ученого. Мне же вполне достаточно заслуженного член-коррства в АН Узбекистана. (Кстати, мудрый Президент этой Республики Ислам Каримов на корню прикрыл подобные самодеятельные академии в Узбекистане). В России же, например, на базе РАЕН стали создаваться даже научно-исследовательские институты, состоящие из нескольких человек и занимающиеся, в основном, "отмыванием" денег и непрофессиональным выполнением тех или иных работ, в том числе и по оценке сейсмической опасности... Чрезвычайно высокая моральная ответственность, физические и нервные перегрузки, сопровождавшие меня как в Ташкенте, так и в Москве, дали себя знать. У меня обострился врожденный порок сердца, и в январе 1997 г., за несколько месяцев до завершения многолетней работы над картами ОСР-97 и фрагментом карты GSHAP, мне в московском Кардиологическом центре имени А.Н.Бакулева сделали операцию на открытом сердце (замена аортального клапана и аортокоронарное шунтирование). В 2002 г., на основе наших карт ОСР-97 и при моем активном участии, была разработана и впервые в отечественной сейсмологической практике правительством страны утверждена Федеральная целевая программа (ФЦП) "Сейсмобезопасность территории России" (2002-2010 гг.). В 2003 г. за разработку новой методологии и создание карт ОСР-97 я и шесть моих ближайших помощников, внесших наиболее весомый творческий вклад в эти исследования (Н.В.Кондорская, Л.С.Шумилина, А.А.Гусев, А.И.Иващенко, В.С.Имаев и В.С.Хромовских), были удостоены Государственной премии 2002 года Российской Федерации в области науки и техники. (Указ Президента Российской Федерации В.В.Путина от 13.12.2003 г. N1481, см. в разделе "Госпремия", а в разделе "Электронные публикации" - можно прослушать полуторачасовую магнитофонную запись общественного обсуждения нашей работы.) В 2004 году заведование своей Лабораторией передал более молодому сейсмологу ИФЗ - Алексею Завьялову, после защиты им докторской диссертации. Чтобы закрепить тематику сейсмического районирования, дополнили название Лаборатории. Она стала называться "Лаборатория континентальной сейсмичности и прогноза сейсмической опасности". Мною опубликовано свыше 300 научных статей и несколько монографий, в том числе три книги без соавторства. Научно-популярных же и публицистических статей - не счесть. Мои воспитанники, кандидаты и доктора наук работают теперь не только в Узбекистане и России, но и в других странах СНГ и "дальнего зарубежья". Я член редколлегии самого авторитетного геофизического журнала - Известия РАН "Физика Земли", член различных научных советов и комиссий в области сейсмологии и сейсмостойкого строительства, а также экспертных комиссий по сейсмической безопасности и экологии окружающей среды. Мои статьи и карты опубликованы в первой крупнейшей мировой Энциклопедии ЮНЕСКО по системам жизнеобеспечения - UNESCO-EOLSS (см. раздел "Службы"), в первом томе Большой Российской Энциклопедии (БРЭ), в Национальном атласе России, в атласах МЧС России и других государственных изданиях. Картами ОСР-97 пользуются все проектные и строительные организации России и зарубежных стран. Мои увлечения (помимо науки) - рисование, живопись, поэзия, цифровая фотография, компьютерная графика, а также Интернет и Web-дизайн. Приведенные на моем сайте рисунки, фотографии и картографические материалы, как и сам сайт, выполнены мною с помощью этой техники. В фотоальбоме, в воспоминаниях и на других страницах сайта имеются те или иные дополнения к этому автобиографическому очерку. Жизнь подошла к концу. Но хочется успеть еще многое сделать... |
2016 г.