Лирическое отступление
Известно,
что некоторые живые
существа нередко
"предчувствуют" приближение сейсмической опасности. Не знаю,
предчувствует ли ее человек, но у меня, по-видимому, какие-то ощущения
тревоги все-таки были. Незадолго до Ташкентского землетрясения я
впервые выступил в городском Доме ученых с лекцией "Возможно ли в Ташкенте
сильное землетрясение?" Кому первому пришла в голову эта идея, я не помню.
Может быть и не мне, а тому, кто тоже что-то почувствовал…
Здесь хотелось бы
рассказать и еще о двух забавных эпизодах, случившихся в течение одних суток
до и после Ташкентского землетрясения. Один имел "сейсмологический", а
другой - "политический" характер. Первый состоял в том, что вечером 25
апреля 1966 г., накануне разрушительного землетрясения, группа молодых
московских инженеров из ИФЗ - Г.Бигушин, И.Сидоров и Н.Стороженко, приглашенных мною для установки на Ташкентской сейсмостанции
новейшей аппаратуры конструкции Е.С.Борисевича (с видимой регистрацией
сейсмических колебаний), доложила, что работа выполнена. А поскольку до
этого момента в течение недели я торопил их с завершением установки этих
приборов и стращал предстоящим сильным землетрясением в Ташкенте, то они
полушутя спросили: "Так, где же обещанное Вами землетрясение?! Приборы уже
работают и мы завтра улетаем". Я серьезно спросил, во сколько они улетают?
Оказалось, что в час дня. В ответ я так же серьезно заявил, что еще есть
время произойти этому землетрясению… Оно случилось в 5 часов 23 минуты утра. И можно себе представить, с какими
вытаращенными и не выспавшимися глазами прибежали они ранним утром на
сейсмостанцию… И, конечно, остались помогать.
Благодаря новой аппаратуре нам не нужно было проявлять
фотобумагу и терять на это не только время, но и ценнейшие записи афтершоков, почти непрерывно
следовавших друг за другом. На следующий день к нам на помощь прилетели и
мои югославские друзья - Милан Арзовский и Драган Ходжиевский, которые уже
имели подобный опыт, поскольку три
года до этого изучали абсолютно такое же, как по времени суток и магнитуде, так и по
месту возникновения (точно под городом), землетрясение в центре столицы
Македонии - городе Скопье. Позже Ташкент и Скопье официально стали
городами-побратимами.
Второй эпизод произошел спустя час после землетрясения.
Поскольку телефонная связь была полностью повреждена, власти рано утром
прислали за мной машину. За рулем сидел майор милиции, который объявил меня "арестованным в связи с
произошедшим событием" и быстро доставил в ЦК КП Узбекистана. Это была моя
первая, из многочисленных впоследствии, встреча с партийно-правительственным
руководством Республики. А вечером, по приглашению самого Шарафа Рашидова,
"первого лица" в Узбекистане, у меня состоялась не менее важное знакомство с
А.Н.Косыгиным и Л.И.Брежневым, прилетевшими в тот же день с
небольшой свитой в Ташкент. Совещание проходило в узком кругу, в малом зале
возле кабинета Ш.Р.Рашидова, на седьмом этаже красивого стеклянного здания
ЦК. За полчаса до этого каждому из немногочисленных участников совещания
было определено место "посадки" за длинным столом, перпендикулярным столу
секретаря ЦК. Поскольку мне предстояло докладывать первому, я повесил у себя
за спиной модернизированную мною наспех карту сейсмического
микрорайонирования Ташкента с изображением местоположения только что
возникшего сейсмического очага.
Оба высоких московских гостя высказали
желание сесть не во главу стола, как это им любезно предложил Рашидов, а в
середине продольного стола, как раз передо мной и напротив повешенной за
моей спиной карты. Доклад слушали очень внимательно, почти не перебивая.
Первым прервал меня Брежнев, попросив показать
на плане города место, где мы тогда находились, по отношению к эпицентру
землетрясения. Я показал.
В это время внизу, за окнами здания ЦК возникли
крики и сильный шум.
Брежнев спросил, не толчок ли это? Я
сказал, что нет, добавив, что шум и громкие возгласы, по-видимому, вызваны
забитым голом на стадионе "Пахтакор", расположенном неподалеку. (Эта окраинная часть города почти не пострадала от
землетрясения и поэтому запланированный в честь декады Белоруссии в
Узбекистане футбольный матч не был отменен.) Тогда он, шутя, сказал: "Ну, Шараф
Рашидович, никакого землетрясения у вас не было. Это голы забивают…".
В
этот момент действительно произошел 4-балльный толчок, глубинную природу
которого я тут же подтвердил, на что Брежнев продолжил своё высказывание: "М-дааа...
Придется мне теперь взять спальный мешок и лечь где-нибудь под деревом"...
Когда же я для успокоения собравшихся заявил, что повторные толчки или афтершоки, как их
называют сейсмологи, - явление обычное и в какой-то мере
благоприятное, поскольку они продолжают разрядку очага землетрясения, Алексей
Николаевич Косыгин (который тогда мне очень понравился своими человеческими
и деловыми качествами) улыбнулся и сказал:
"Эти толчки, скорее всего, благоприятны для вас, сейсмологов, поскольку
позволяют детальнее изучать сейсмическую обстановку". Я с этим не мог не
согласиться.
|
|
В
тот же день в Ташкент прилетели Генсек Л.И.Брежнев, Председатель Совмина
А.Н.Косыгин, Зам. Предсовмина и Председатель Госстроя СССР И.Т.Новиков. Встретивший их
Ш.Р.Рашидов спускается по трапу вслед за А.Н.Косыгиным.
26
апреля 1966 г. |
Тогда же
я обратил внимание на то, что Брежнев очень часто обращался к Косыгину с тем
или иным вопросом, спрашивая его мнение. Так, благодаря А.Н.Косыгину, тут же
было поддержано обращение Рашидова с просьбой разрешить строительство в
Ташкенте метрополитена, а также определены объемы сил и средств, которые
смогут поставить союзные республики для восстановления Ташкента, и ряд
других задач. Другим благоприятным для Ташкента обстоятельством явилось и
предложение покончить с глинобитным городом, но и не сооружать чего-либо
временного, которое, как сказал тогда Брежнев, может стать постоянным.
Вот, что
написал об этом заседании и обо мне в "Комсомольской правде", а затем и в
своей книге "Путешествие с молодым месяцем", специальный корреспондент этой газеты, уже тогда известный
журналист, а сегодня именитый писатель и публицист, Василий Михайлович Песков:
"Самый занятый, самый не выспавшийся и задерганный сейчас
человек в Ташкенте - Валентин Уломов. Две недели назад никто не знал,
что есть такой Валентин Уломов. Сидел он с десятком своих сотрудников в
маленьком домике, мерил приборами колебания Земли. Народному хозяйству от
этой науки не выпадало ни масла, ни молока. И если бы домик с вывеской
"Сейсмостанция" вдруг исчез, город не сразу бы и заметил пропажу. И вдруг
Уломов стал самым заметным человеком. В первый же час только он мог сказать
городу, что случилось и чего надо ждать. На высоком совещании, где были
прилетевшие в Ташкент Косыгин и Брежнев, Уломов повесил старенькую карту с
ему одному понятными линиями и толково объяснил причину того, что случилось.
С того часу он, кроме круглосуточных занятий наукой, вынужден выступать по
телевидению, принимать журналистов, отвечать на беспрерывные звонки:
"Сегодня будет землетрясение?. А спать уже можно ложиться?...". (В.М. Песков
"Драма и подвиг Ташкента", 1966).
Продолжая
эти лирические отступления, хотелось бы привести и другую цитату из
высказывания писателя Евгения Поповкина в его повести "Дрогнувшая земля и
недрогнувшие люди":
"А среди других людей и семей, дружных, вынесших все
испытания, спокойно оставшихся на своем посту в самые драматические минуты,
следовало бы рассказать и о семье Валентина Ивановича Уломова, который стал
самым нужным и самым популярным человеком в городе… Сутками не покидала
маленького домика сейсмической станции, хлопотала у приборов его молодая
жена, старший инженер Нина Владимировна Уломова. И даже шестилетний сынишка
их, Игорек, с головой погрузился в сейсмические дела. После наиболее
ощутительных толчков он требовал от мамы: "Пойдем скорее смотреть! Трещины
не появились в земле?".
Позже целую поэму для
оперы "Зилзила" ("Землетрясение") написал знаменитый поэт Лев Ошанин. |